Она потянула руку на себя, но у нее, конечно, ничего не вышло. Мири поднапряглась. И снова — ничего. От досады она рыкнула, что Езусу очень понравилось. Он приветствовал боевой дух, особенно если учесть, в каком положении оказалась Мири.

— Нет, не так. Скажи мне, птичка, кто сильнее: четыре воина или один?

— Четыре, — настороженно ответила она, ожидая подвоха.

— Все верно, — кивнул Езус. — А если ты будешь вырываться из оцепления, в какую сторону бросишься? Где один воин или четыре?

— Где один, — дала Мири предсказуемый ответ, на который он и рассчитывал.

— Ты абсолютно права, — Езус улыбнулся, без опаски обнажив заточенные зубы, раз уж они ее совсем не пугали. — Большой палец один. Остальных — четыре. Тогда почему же ты вырываешься из оцепления через них?

Еще мгновение она обдумывала его слова, прежде чем до нее дошел их смысл. Лицо ее засияло пониманием. Вдохновившись, Мири закусила полную губу и потянула руку на себя сильно, но слишком плавно. Нет, так дело не пойдет.

— Ты ждешь, когда этот воин обнажит меч и поднимет щит? — ухмыльнулся Езус. — Почти предупреждаешь его о нападении. Нет, птичка, атаковать надо внезапно. Попробуй еще раз.

Вдохнув и выдохнув, Мири расслабила руку, будто вовсе не собиралась высвобождаться. Потом резко дернула ею так, чтобы выйти из захвата через большой палец. Конечно, Езус мог бы удержать ее, но сейчас поддался, чтобы она почувствовала вкус победы.

И эта маленькая уступка окупилась, когда Мири одарила его изумленной, искренней и очень широкой улыбкой.

— У меня получилось… — у нее засияли глаза. — Давай еще! — потребовала Мири.

Со смехом Езус снова взял ее за руку. Конечно, он мог сжать ее тонкое запястье покрепче, чтобы ей в жизни было не вырваться, но не стал этого делать. Тем не менее Езус строго предупредил:

— Никому не выдавай этих умений, не уменьшай свои шансы на успех.

Вдумчиво кивнув, Мири рванула руку в сторону, и большой палец Езуса соскользнул с нее. И каким добротным был этот рывок! Поверив в себя, она обрела силы — красивое зрелище.

У Езуса промелькнула мысль, что вообще-то учить девочку самообороне должен ее отец, тем более если речь о преторианце, но Лаэрт подвел Мири во всех отношениях. Он ведь наверняка знал эти приемы, однако не удосужился показать их собственному ребенку. Будь у Езуса дочь, он бы с детства тренировал ее и учил давать отпор, чтобы ни один мужчина не посмел на нее посягнуть.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Мири, глядя на него с восхищением.

От такого вопроса он на мгновение даже растерялся. Спрашивать опытного бойца, капитана преторианской гвардии, откуда он знает боевые приемы? Да Езус владел сотнями таких, обучался им на протяжении всей жизни — как смертной, так и вечной.

— Я воин, — пожал он плечами. — Держу меч практически с пеленок.

— Разве ты не продал душу демону за воинское мастерство? — нахмурилась Мири.

— Продал, — кивнул Езус. — Но я родился в воинственном племени, и мы с братом научились держать оружие едва ли не раньше, чем ходить. По традиции нам вложили мечи в руки сразу после нашего появления на свет. По словам матери, я так крепко вцепился в свой, что у меня его потом с трудом забрали, — улыбнулся он своим воспоминаниям.

Заметив в глазах Мири крайнюю заинтересованность, Езус рассмеялся и продолжил.

— У нас в племени тем почитаемей семья, чем сильнее в ней сыновья. Однажды на наш берег пришли захватчики…

— И ты продал душу, чтобы защитить свой народ? — предположила она.

— Не угадала, птичка. Я защитил свой народ и без сделки. Просто… не знаю, как это объяснить… наверное, дело в том, что я всегда стремился к большему, мне всегда было мало. Когда мы с братьями отбили свои земли, то стали величайшими сыновьями своего племени и получили редкое право заточить зубы, подражая нашему богу-покровителю, но я никак не мог насытиться. Ну и однажды мы с братом раздобыли заклинание призыва. В последний момент он передумал, ну а я… а я всегда считался немного сумасшедшим.

— А что по этому поводу сказала твоя жена? — поджала Мири губы.

Неужто поняла, что у Езуса в смертной жизни могла быть семья? Жена, дети. И она… приревновала? Или это был самый обычный интерес?

— Птичка, у меня были женщины, но не более, так что место до сих пор свободно, — подмигнул он, наслаждаясь растерянностью Мири от столь явного намека.

Своими реакциями она будила в нем мужские потребности, настойчиво требовавшие удовлетворения. Одной ночи в таверне ему однозначно было мало. Конечно, Езус не собирался настаивать сейчас… может, потом, при благоприятном исходе суда…

Теперь оставалось позаботиться, чтобы исход гарантированно был благоприятным. Конечно, едва ли Мири удастся сохранить свои земли, да и если удастся, вряд ли она согласится вернуться в Патрию, пока там ее поджидает Далмат.

Не получив желаемого, он начнет мстить, в этом Езус не сомневался. Была у него одна идея, как этого избежать. К тому же Анзу как раз должен был освободиться.

Езусу нужно было уйти, но сначала… черт, он просто не мог удержаться.

Потянувшись, Езус осторожно взял Мири за руку так, чтобы при желании она могла прибегнуть к приему, которому только что научилась. Но нет, сопротивления не последовало. Вот почему он шагнул вперед, в то же время потянув Мири к себе.

Казалось, она только этого и ждала — запрокинула голову и гостеприимно приоткрыла рот. Доверчивая… такую и целовать нужно соответствующе, что Езус и попытался сделать, насколько мог. В их первую и единственную ночь он был, конечно, осторожен, но еще не представлял, какая хрупкость оказалась в его руках.

Тем не менее, даже нежно касаясь губ Мири, Езус не упустил возможности задеть их заточенными зубами, напоминая ей, кто именно ее целует. И она не испугалась, наоборот — пробежалась по ним языком, словно проверяя их остроту.

Не сдержавшись, Езус положил руки ей на ягодицы и крепко сжал. Пышной грудью Мири он уже насладился прошлой ночью, но на ее теле осталось еще столько мягких, сдобных мест…

К сожалению, сейчас было не время для утех. Потом. Езус поклялся, что еще подарит себе возможность посмаковать эту птичку. Лишь это обещание помогло ему оторваться от нее.

Едва он отстранился, как она подняла руку и коснулась кончиками пальцев своих губ, будто хотела убедиться, что поцелуй произошел взаправду.

— Ты меня в могилу сведешь, — покачал головой Езус.

— Ты бессмертен, — напомнила ему Мири.

— С тобой это не поможет, — проворчал он, прежде чем попятиться к двери. — Я вернусь. Запри за мной дверь.

С этими словами Езус ушел, собираясь любой ценой получить все то, чего хотел.

Глава 19

Рядом с Езусом Мири поверила, что многое может. Поверила, что способна дать отпор, постоять за себя. Новое чувство, совершенно ей незнакомое.

И тем острее ощущалась несправедливость того, что произошло в тронном зале. Конечно, слова Прии тоже поразили Мири, но здесь удивляться было нечему. Далмат мог уговорить ее, подкупить, заставить.

А вот отец… да, он множество раз предавал ее, но должна же быть последняя черта, пересечь которую неспособен тот, в ком есть хоть капля любви. Раньше Мири была уверена, что в Лаэрте эта капля точно есть…

Мог ли повелитель решить, что уж отец-то никогда не оклевещет дочь? Анзу был перворожденным демоном, чего только не повидавшим за тысячелетия своего существования, но сейчас слишком многое стояло на кону, чтобы Мири позволила себе полагаться исключительно на его опыт.

Она должна была действовать вместо того, чтобы ждать, когда мужчины решат ее судьбу. До сих пор они распоряжались всей ее жизнью, каждым аспектом. И к чему это привело?

Может, если убедить отца сказать правду, повелитель поверит? Но признается ли Лаэрт в обмане? Как бы Мири его ни ругала сейчас, в глубине ее души все еще жила эта чертова вера в каплю отцовской любви, будь она неладна!